Похороны месье Буве - Страница 11

Ей было приятно продемонстрировать, что она совсем не боится мертвого тела и что они с покойным были друзьями.

— Вот какой он спокойный. И улыбается.

От нее не укрылось то, с каким сожалением они обозрели печати на всех дверцах и ящиках.

— Я уверена, что отец хотел меня найти. Если бы я знала, что мы жили в одном городе!

Мадам Жанна обратила внимание, что молодой женщине не пришло в голову сотворить крестное знамение веточкой самшита, она, видимо, даже не поняла ее предназначение. Как и ее муж. Она только бессмысленно вытирала сухие глаза платком, рискуя оторвать длинные приклеенные ресницы.

— Когда будут похороны, еще неизвестно?

— Мы подготовили все к завтрашнему: приличные похороны, с отпеванием в церкви, но только что явились из полиции и велели подождать.

Посетители снова переглянулись. Им не терпелось выйти на солнце, на свежий воздух, но в то же время они были разочарованы и не решались покинуть дом, как будто еще чего-то ждали.

— Наверное, мне, как и матери, надо сообщить свой адрес полиции?

— Может быть. Это ваше дело.

— Вы уверены, что он жил счастливо?

— Да, мадам.

— Благодарю вас.

Пока мадам Жанна закрывала дверь на ключ и прятала его в карман юбки, посетители успели спуститься донизу. По-прежнему сидящий на ступеньках мальчуган осмотрел их снизу доверху еще более подозрительно, чем консьержка.

В вестибюле они нерешительно остановились.

— Если вы вдруг вспомните что-нибудь интересное для нас… — сказал мужчина, держа наготове визитную карточку. — То есть для моей жены… Она много лет назад поссорилась со своей матерью: если вы видели эту особу, то должны все понять. Из-за матери она почти не знала своего отца. И все же маловероятно, чтобы он не помнил ее и не хотел с ней встретиться. — Тут он, наконец, протянул визитку. — Я буду вам бесконечно признателен. Днем можете звонить мне на работу. А справа — домашний адрес.

И они ушли, она — покачиваясь на высоких каблуках, а он — сутулясь и доставая сигарету из серебряного портсигара. Захлопнулась дверца такси.

Перед тем как машина тронулась, было видно, как они заспорили, точно упрекая друг друга в неловкости.

На карточке консьержка прочла:

...

Старинные картины

Голдштейн был зачеркнут. Зато приписан домашний адрес: набережная Пасси, 62.

Париж сиял, как и накануне, так же трепал тяжелую листву деревьев горячий ветер, так же отражалось в витринах и накаляло крыши солнце.

Бесцветный человечек, похожий на страхового агента или коммивояжера, продающего пылесосы, тихо постучался в окно каморки, как раз когда Фердинанд собирался пообедать на кухне, прежде чем отправляться на работу. Это был месье Бопер.

— Я не побеспокоил вас, мадам Лельяр?

— Входите. Присаживайтесь. У вас есть новости?

— Не много. Скорей уж надеюсь услышать что-нибудь от вас.

Он смотрел на нее так, будто знал, что у нее есть, что ему порассказать.

— Только что приходила его дочка с муженьком. Оставили мне визитную карту. И даже положили на стол сто франков.

— Она ничего не сказала?

— Говорила о документах, фотографиях. Они заходили к нему.

— Больше никто не приходил?

Бопер тщательно переписал адрес в толстую записную книжку, перетянутую резинкой.

— Кроме соседей, больше никто.

— Видите ли, мадам Лельяр, похоже, эти люди правы.

— В чем это они правы? — вскинулась она.

— Настоящий Буве умер два года назад в Индокитае.

— Да разве не может быть двух разных Буве?

— Только не с одной и той же записью о рождении. Я хотел бы точно знать, не рыщет ли тут вокруг вас кто-нибудь еще, кто, возможно, знает всю правду.

— Ну, кроме той старой девы…

— Какой старой девы?

— Я обратилась к ней «мадам», а она поправила: «мадемуазель». Ей лет семьдесят, а то и больше.

— Правильно.

— Что правильно?

— Потому что все, кто знал месье Буве прежде, несомненно, люди пожилые.

— Об этом я не подумала.

— Когда она приходила?

— Вчера ближе к вечеру. Пришла самой первой. Я подумала, что она ищет комнату, такие, как она, обычно ищут маленькую комнатку с окном во двор.

— Вы хотите сказать, что одета она была очень скромно?

— Бедно. Она даже не осмелилась войти. Я сама вышла к ней навстречу.

— И что она вам сказала?

— Почти ничего. У нее так дрожали губы, что она вообще не могла говорить. Очень толстая, лицо бледное и круглое, глаза большие, как у ребенка. Показала газету, как они все, и пробормотала: «Ведь это здесь, да?» Я увидела у нее в руке букетик фиалок. Это меня тронуло. Я спросила: «Вы его знали?» Я подумала, что она живет тут неподалеку и ей приходилось беседовать с ним, когда он совершал свои прогулки по утрам или после обеда. «Вы, — говорю, — хотели бы на него посмотреть?» Она качает головой: нет. А сама, кажется, вот-вот расплачется. Спросила еще, не мучился ли он перед смертью и есть ли на что его похоронить. Я ответила, что есть, что у него были деньги, что я уже начала собирать пожертвования и завела список, тут она принялась рыться в сумочке, но достать ничего не успела, потому что в этот момент появилась вампирша.

— Кто?

— Вампирша. Разве я неправильно сказала? Женщина, которая пришла с инспектором и взломала бы все замки, если бы ее хоть на секунду оставили одну.

— Вы уверены, что прежде никогда не видели ту старую деву?

— Я знаю в этом квартале почти всех. Я ведь здесь уже сорок лет. Ее совершенно не помню.