Похороны месье Буве - Страница 13

К оглавлению

Тревога овладела ей не на шутку. Она живо выскочила на лестничную площадку, вполголоса позвала:

— Мадам Сардо!.. Мадам Сардо!..

Она забыла, что было не больше шести часов утра, и семья Сардо еще спала.

Дверь открыл муж, успевший натянуть темные брюки. Он был босой.

— К месье Буве кто-то заходил.

Вышла мадам Сардо, за ней мальчишка, казавшийся гораздо больше в ночной пижаме.

— Кто-то сорвал печати и шарил в постели.

Они вошли внутрь, озираясь и робея.

— Нужно сообщить в полицию.

Но в доме ни у кого не было телефона.

— Не сходить ли туда вам, месье Сардо?

Он быстро оделся, нахлобучил на голову кепку, а его жена тем временем тщетно пыталась снова уложить сынка спать.

— Вы не откроете ставни?

— Думаю, лучше пока ничего не трогать.

Она чувствовала себя виноватой. Вспомнив эту тяжелую ночь, она теперь была почти уверена, что открывала дверь музыканту два раза.

— Вы побудете минуточку здесь?

Она поднялась на пятый этаж и поговорила с аккордеонистом, который сперва отвечал ей через закрытую дверь.

— Извините, что беспокою. В доме произошло кое-что, и мне необходимо знать, в которому часу вы вернулись.

— Около половины третьего, мадам Жанна.

А через минуту он тоже спустился на третий этаж. Вскоре прибыл на велосипеде полицейский, за ним подоспел Сардо.

— Никто не должен входить в квартиру. Это приказ. Вы тут консьержка? Идите к себе и не впускайте в дом никого. То есть никого постороннего.

Следом за ним прибыл уже не позавчерашний инспектор, а важный толстяк, он расселся в каморке мадам Жанны и стал задавать вопросы, из которых стало ясно, что он совершенно не в курсе дела.

— Мы уже уведомили уголовную полицию. Они с минуту на минуту будут здесь.

С набережной Орфевр тоже явился не Бопер, который, должно быть, еще спал в своем домике в Пюто.

Сперва из машины вышли четверо, неся огромные фотоаппараты. Потом, спустя четверть часа, когда они были уже наверху и, ничего не стесняясь, шумели почем зря, приехали на такси еще двое.

— Вы консьержка? Проводите нас наверх.

Наконец-то! Она так бесилась, что приходится торчать здесь, внизу, пока эти люди суетятся там вокруг покойного. Когда она увидела, что они делают, кровь прилила к ее лицу.

Три окна были распахнуты настежь. Фотоаппарат, куда более громоздкий и тяжелый, чем обычно носят фотографы, стоял на треножнике.

Они вытащили из шкафа одежду месье Буве и разложили ее по комнате.

— Как он был одет, когда умер?

Она показала им на кремовую куртку и серые брюки. Едва она заглянула в спальню, крик вырвался из ее горла: с постели стащили матрасы, и тело лежало на голой кровати, без простыней и без одежды.

В углу комнаты один из полицейских сидел на стуле и вполголоса подсчитывал золотые монеты.

— Сколько?

— Я насчитал девятьсот, шеф. Тут еще есть кое-что.

И он продолжил счет, шевеля губами.

Золото, должно быть, обнаружили во вспоротом матрасе. Его вспороли еще до прихода полиции, потому что консьержка успела заметить несколько перьев, а им больше неоткуда было взяться.

Двое мужчин вертели покойника, словно манекен, одевая его, когда же они закончили работу, один из них решительно взял консьержку за плечо и вывел в ярко освещенную гостиную.

— Сколько раз за эту ночь вы дергали за шнурок?

— Только один жилец вернулся после того, как я легла спать.

— Я спрашиваю, сколько раз вы дергали за шнурок.

— Один раз.

— Вы в этом уверены?

Она взглянула на переодетого Буве, которого в это время усаживали на стул, перед объективом фотоаппарата, и ей не хватило духу солгать.

— Не совсем уверена. Я очень плохо спала. Была жара. Мне что-то снилось. Я дернула за шнурок и опять заснула, а когда позже проснулась, мне показалось, что это было как-то не в то время.

— Что значит «не в то время»?

— Я хочу сказать, что месье Франсис тогда еще не должен был вернуться.

— Вы открывали ему дверь еще раз?

— Не помню. Я пыталась вспомнить. Может быть, я дернула за шнурок машинально? Это настолько вошло в привычку, понимаете…

— Где он?

— Месье Франсис? На пятом этаже, дверь налево. Он только что опять пошел к себе.

Одного из сотрудников послали расспросить его.

— Предметы в комнате на том же месте, как вы их видели вчера?

— Кажется, да.

Она беспокойно огляделась, стараясь не смотреть на Буве, который сидел на стуле совсем как живой. Это показалось ей кощунством, и она захотела уйти.

— Посмотрите хорошенько на мебель.

— Мне кажется, рылись в картинках.

Но и в этом она не была уверена. Она ничего теперь уже не знала. Солнце сквозь открытые ставни било ей прямо в лицо, как тогда, когда она приходила сюда заниматься хозяйством, и она вдруг разрыдалась. Полицейский, который задавал ей вопросы, мягко похлопал ее по плечу:

— Ну же! Ну! Успокойтесь. В конце концов, это не ваша вина. Но нам необходимо знать. Идите выпейте что-нибудь. Я сейчас приду спросить вас еще кое о чем.

Она чувствовала себя чуть ли не предательницей, но не могла дольше оставаться в этой комнате. Стоявший в дверях полицейский разгонял жильцов, столпившихся на лестничной клетке. Дверь к Сардо была приоткрыта. Месье Сардо, наверно, завтракал, ему было пора на работу.

Старая мадам Орель окликнула ее через дверь, до которой дотащилась в своей инвалидной коляске:

— Что там такое?

— Не знаю. И не спрашивайте. Это конец всему. Видели бы вы, что они там творят!

Фердинанд, грязная скотина, снова улизнул, сидел, верно, в бистро на углу, пил и делился новостями с приятелями. На тротуаре толпились люди, и позавчерашний полицейский прикрикивал на них для острастки.