Похороны месье Буве - Страница 6


К оглавлению

6

Она была похожа на жильцов этого же дома. Очень полным и дряблым телом напоминала не выходившую из квартиры мадам Орель, видно было, что она годами носит одно и то же чистое и вытертое до блеска платье.

Фердинанд, успевший принять на грудь, как и предвидела его жена, спал в закутке, служившем им спальней и уже пропахшем скверным винным душком.

Мадам Жанна наблюдала за старухой в форточку, и та, в конце концов, встала на пороге, но ничего не сказала, стояла и ждала, будто побирушка.

— Вы кого-нибудь ищете?

— Простите меня. Я узнала…

Она заискивающе улыбнулась. Ей, такой толстой, что она могла бы закрыть своим телом весь вестибюль, явно хотелось стать совсем крохотной, и, может быть, именно эта ее униженность побудила мадам Жанну открыть дверь каморки.

Ей было не стыдно пускать к себе людей: у нее тут всегда чистота. Пол тщательно навощен, как и мебель эпохи Генриха II с львиными головами на углах. На столе кружевная скатерочка, бело-розовая ваза.

— Вы знаете месье Буве?

В тоне консьержки не было той подозрительности, с которой чуть позже она встретила чужую даму, осматривавшую дом так, словно он был ее собственностью.

— Мне кажется, да.

— Вы с ним раньше встречались?

— Мне кажется. Значит, он не мучился?

Она протянула ей газету, показывая статью.

— Ничуть. Он даже не заметил, как умер.

— Я вот принесла букетик.

— Хотите подняться посмотреть на него?

— Боюсь, не смогу подняться — у меня больные ноги.

На ней были черные войлочные тапочки, потому что никакая другая обувь не подходила, кожа на опухших, затянутых в шерстяные чулки лодыжках нависала складками.

— Я отнесу ваши цветы. Могу вам сказать, что он прибран, лежит спокойно и как будто улыбается. Вы давно видели его в последний раз?

Кажется, старуха собиралась что-то ответить. Или нет? Губы и пальцы ее беспрестанно шевелились, будто она бормотала про себя молитву, перебирая четки. Но тут перед домом остановилось такси.

— К вам люди. Я пойду.

— Заходите ко мне еще. Заходите, не бойтесь.

Вот так миссис Марш и столкнулась с ней в вестибюле.

Между тем иностранка уже выходила из такси на бульваре Осман, прямо у дверей своего адвоката, которого звали Ригаль. Проскочив под палящими солнечными лучами, она оказалась в тени под козырьком парадного, вошла в лифт, поднялась, позвонила в дверь. Ей открыли. В коридоре, у самого выхода, стояли собранные чемоданы.

— Мэтр Ригаль еще не уехал?

Служанка колебалась. Заметив в глубине длинной анфилады мелькнувшую мужскую спину, миссис Марш бросилась вперед.

— Как я рада, что застала вас!

— У меня через час поезд в Аркашон.

— Мне надо срочно переговорить с вами. Я нашла своего мужа.

Жена адвоката, слышавшая все из-за двери, поняла, что он никуда не поедет и ей придется уезжать одной с детьми.

Погас пламенный закат, в свете которого лица прохожих имели необычно возбужденный вид. Тень поддеревьями загустела. Было слышно, как течет Сена. Звуки словно отдалились. Лежащие в постелях жильцы слышали, как и каждую ночь, как дрожит земля под колесами проезжающих автобусов.

Четырежды входила мадам Жанна к покойному, по-прежнему безмятежно лежавшему в запертой комнате. И каждый раз чувствовала удовлетворение, ибо была уверена: она все сделала так, как хотел бы сам месье Буве. Завтра утром она снова вытрет пыль, пройдется пару раз тряпкой по красным плиткам пола и приоткроет окно, но только на минутку.

Выходя, она всегда впускала кого-то из жильцов, но тот низенький старик больше не переходил улицу, а она так и не осмелилась выйти и спросить, чего ему надо.

Первый раз она заметила его часов в девять, когда еще не совсем стемнело. Он стоял на той стороне дороги, на набережной, опираясь на парапет, и смотрел на дом.

Он был такого же небольшого роста, как месье Буве, чуть пошире в кости, чуть поплотнее, с изжелта-белой бородой во все лицо, красноватыми глазками и в бесформенной шляпе, которую, должно быть, подобрал на помойке.

Он похож на клошара. Наверное, клошар и есть. Этих бродяг часто видели в квартале, они подтягивались к вечеру, чтобы переночевать в трущобах вокруг площади Мобер.

Но этот не случайно забрел именно сюда. Из кармана у него торчала уже превратившаяся в тряпку газета, и он не сводил глаз с закрытых ставен на третьем этаже.

Она вышла на порог и встала, как знак вопроса, глядя прямо ему в лицо, ожидая, что он скажет что-нибудь, но он только отвернулся и смотрел теперь на стоящие вдоль берега баржи.

Уже визит толстой старухи заставил консьержку призадуматься. Не так, как о миссис Марш. Та была явным врагом, от которого еще придется защищаться. А эта, с лицом круглым, как луна, видно, хорошо знала месье Буве и вела себя так смиренно, словно боялась что-то сделать не так.

Так же вел себя и клошар. Он подождал, пока она снова войдет в дом, и опять повернул голову, и опять стал смотреть на те окна. Тьма сгустилась, небо стало сине-черным, на нем высыпали звезды.

Фердинанд все не возвращался. Она выглянула наружу и увидела, что старик нехотя уходит, волоча правую ногу и время от времени оборачиваясь.

Она задернула занавески. Притушила свет, пошла к кровати, разделась и убрала на ночь волосы. Перед тем как лечь, она снова отдернула занавески, чтобы последний раз выглянуть во двор. Взошедшая луна осветила весь пейзаж ярко, как днем, заливая молочной белизной головы чудовищ на стенах собора Нотр-Дам.

Старик снова был там, он сидел на парапете, с литровым жбаном вина в руке, а рядом, на камнях, лежала бумага, на которой, наверное, была разложена еда.

6