Похороны месье Буве - Страница 7

Ей не хватило духу опять одеться, чтобы выйти и спросить, зачем он пришел. Все жильцы вернулись давно, кроме месье Франсиса. Огни гасли один за другим. Все стихло, мадам Жанна тоже погасила свет, заснула и ночью поднялась только для того, чтобы дернуть за шнурок, в три часа ночи открывая дверь аккордеонисту, возвращавшемуся с работы и почти неслышно пожелавшему ей добрых снов.

Потом солнце снова взошло со стороны Шарантона; вернулся с опухшими веками Фердинанд, вместе со своей всегдашней жестяной коробочкой, в которой прихватывал с собой что-нибудь закусить.

Она выкатила мусорные баки на тротуар, рассказала о смерти месье Буве молочнику, и, не дожидаясь, пока вскипит кофе, пошла взглянуть на покойного, который по-прежнему лежал без движения и улыбался той же улыбкой.

В десять утра у дома, где жил адвокат, на бульваре Осман, остановилось такси. Он тут же спустился и сел рядом с поджидавшей его миссис Марш.

— На набережную Орфевр!

Полицейское управление в двух шагах от набережной Турнель. И совсем близко от белого дома.

Мэтр Ригаль был заметной фигурой, не самым лучшим адвокатом, но лицом известным.

— У нас встреча с начальником полиции.

Им предложили немного подождать. Миссис Марш была в черном с ног до головы, но сильно пахла духами и навесила на себя много драгоценностей.

— Входите, дорогой мэтр. Входите, мадам. Садитесь.

Окна были открыты прямо на Сену, на мост Сен-Мишель, где, как в фильмах немого кино, сновали крохотные прохожие.

— Моя клиентка, миссис Марш, только что нашла мужа, который исчез около двадцати лет назад.

— Мои поздравления, мадам.

— Он умер.

Полицейский начальник широким жестом выразил сочувствие.

— Умер под чужим именем, и поэтому нам нужна ваша помощь.

— Это произошло в Париже?

Если бы месье Буве умер за пределами департамента Сены, его делом занималось бы не полиция, а жандармерия и можно было бы сразу завернуть эту дамочку, еще не успевшую рта раскрыть, но уже причинившую столько неудобств. Ригаль тоже был не подарок.

— Кончина случилась в двух шагах отсюда, на набережной Турнель, где, кажется, муж моей клиентки жил уже четырнадцать лет под именем Рене Буве.

— Трудновато в этом случае говорить о потере памяти.

— Почему он исчез, не оставив никаких следов, как и почему взял имя Буве, это предстоит выяснить. Но самое срочное то, чтобы в акте о смерти стояло его настоящее имя и чтобы моя клиентка вступила в законное обладание своими правами.

— Он богат?

— Был богат.

— А какой образ жизни вел на набережной Турнель?

— Насколько я знаю, он жил как скромный пенсионер. Вчера, в вечернем выпуске газеты, вы, вероятно, видели фотографию. Именно по ней моя клиентка…

— А ошибиться она не могла?

— Она побывала на месте в сопровождении инспектора Пятого округа. По указанию миссис Марш, он осмотрел правую лодыжку покойного и нашел шрам, особую примету, точно описанную моей клиенткой.

Уже становилось очень жарко. Адвокат отдувался. Начальник шумно вздыхал.

— Необходимо, чтобы официальное опознание состоялось как можно быстрее, и, разумеется, мы напоминаем о наших правах…

— Не угодно ли вам, мадам, предоставить мне какие-нибудь сведения о вашем муже? Он был француз?

— Американец. Я познакомилась с ним в Панаме, в восемнадцатом году. Я тогда была совсем молода.

— Чем он занимался?

— Он был богат. Я тоже. Мои родители владели плантациями какао в Колумбии.

— А потом?

— Мы поженились. Год путешествовали по Южной Америке, и у меня родилась дочь.

— Она сейчас жива?

— Сейчас она, должно быть, во Франции.

— Вы с ней не встречаетесь?

— Очень редко.

Начальник делал записи или делал вид, что записывает.

— Каким был в то время ваш муж?

— Это был ослепительный мужчина. В него влюблялись все женщины.

— Сколько ему было лет?

— Сорок пять. Он объездил весь мир, говорил на трех или четырех языках.

— И на французском тоже?

— Без акцента. Я и сама наполовину француженка, по матери. А отец у меня был колумбиец.

— И вам ничего не известно о деятельности вашего мужа до вашего знакомства?

— Я вам сказала: он много путешествовал. Знаю, что долго жил в Сан-Франциско. Очень хорошо знал Восток. Мыс ним ездили в Луизиану, там я и родила дочь.

— И тогда он исчез?

— Не сразу. Он встретил одного человека, бельгийца, имя которого я забыла, и тот рассказал ему о Конго и о возможностях, которые могли там представиться. Тогда мой муж решил съездить туда сам, посмотреть, нельзя ли открыть собственное дело.

— Он уехал один?

— Да. Он регулярно писал мне. Он обосновался на границе Кении и Судана, в местности, которая называлась Уэле, и разрабатывал там золотой прииск.

— И с тех пор вы не виделись?

— Ну как же. Два-три раза я приезжала к нему.

— Два или три?

— Минуточку. Два. Второй раз это было в тысяча девятьсот тридцать втором, с дочерью, ей тогда уже исполнилось четырнадцать. Мы летели туда на самолете.

— И он хорошо вас принял?

— Он поселил нас в единственном отеле, который был в этой ужасной дыре, где нет спасения от комаров и с утра до вечера нельзя снять с головы шлем. Ночью под окнами рыскали леопарды, сожрали мою собачку.

— Позвольте еще вопрос, мадам. Все это время ваш муж посылал вам деньги?

— Столько, сколько я хотела.

— А это много?

— Достаточно, чтобы жить так, как я привыкла.

— Где вы жили?

— На Ривьере, в Париже, в Лондоне, на Капри.